— Нас этому не учили, — смущенно сказал Фей. — Четыре действия арифметики — верх образования для большинства на планете…
Всех развеселило умение Петровича видеть затылком. Тогда я попросил погасить свет, и минут пять все по очереди в полной темноте показывали отвернувшемуся Петровичу разные предметы, а тот безошибочно называл их. Потом каждый из собравшихся долго жал Петровичу руку в знак знакомства. За разговорами, смехом и шутками никто, кроме Петровича, не услышал осторожного стука в дверь.
— Кто это может быть? — шепотом спросил Фей в сразу наступившей тишине. — Мы никого не ждем.
Это оказался Илия. Он был чем-то сильно встревожен и попросил меня выйти с ним в другую комнату.
— Полчаса назад в конюшне был взрыв, — сказал он. — Пожар еще гасят. Все сторожа погибли. Из лошадей удалось спасти только двух, но они обгорели. Завтра тебе не на чем сражаться.
— А Росинант? — спросил я, чувствуя, что сердце у меня проваливается куда-то вниз.
— И он тоже…
— Как же это случилось? — У меня не было ни малейших сомнений, что диверсия организована Рюделем.
— Мы не знаем ничего. Взрыв был несильный — лошади погибли в основном от ожогов. А люди — все… Возможно, их попросту убили.
Вид у Илии был измученный, на лице и руках виднелись царапины и ожоги. Видимо, он кинулся ко мне, не успев даже привести себя в порядок.
— Ты голоден? — спросил я. — Садись с нами ужинать. И оставайся тут до утра.
Он кивнул.
Я познакомил Илию с Феем и его друзьями. Пока Илия умывался и ел, я рассказал о происшествии во дворце.
— Теперь у меня осталась только одна лошадь. Если что-нибудь случится и с Закатом, Рюдель станет победителем.
Немедленно несколько человек вызвались проверить, как охраняется стойло. Я попросил Петровича пойти с ними — его электронные органы могли обнаружить то, что недоступно чувствам человека. Илия утолил голод и сел в низкое кресло — он очень устал.
— Я начинаю думать, что бабушка права, предостерегая меня от рюделевского подарка, — сказал я Фею. — Меня словно подталкивают к этой лошади. Завтра — решающий бой, но я с радостью сел бы на Росинанта, будь он жив…
— Но чем может быть опасен Закат? — спросил Фей. — Ведь ты уверяешь, что с ним все в порядке, что это отличная лошадь. Кроме того, ты уже сражался на ней. Почему ты решил, что она — от кавалера Рюделя?
— Да потому, что это лучшая лошадь на всей Изумрудной. Где мог достать такую лошадь дядюшка Теодор?
— Эти торговцы с ножами могут многое. Мы кое-что о них знаем. Они создали свое тайное братство, имеющее деньги, оружие. Похоже, что они намереваются скинуть кавалеров. Лет десять назад они уже пробовали сделать это…
Я слушал Фея, и расстановка сил на Изумрудной становилась мне все яснее. Да, от законов истории никуда не денешься — они срабатывают с предельной точностью, в каком бы конце вселенной ни происходили события…
— Что сейчас делает принцесса? — спросил я у Илии.
Но беднягу сморил сон — он лежал в кресле, уронив голову на грудь и свесив на пол руку.
— Перейдем-ка в другую комнату… — прошептал я, поднимаясь.
Фей стремглав шагнул к Илии и поднял ему голову.
На нас глянули остановившиеся глаза мертвеца.
Наверно, все, что я пытался в тот миг делать, было нелепым и ненужным. Я стал искать у Илии пульс, пытался слушать сердце, делать искусственное дыхание… Еще никогда рядом со мной не умирали люди, и я растерялся.
Фей остановил меня.
— Как обидно, — сказал он грустно. — Я встретил человека, который мог стать другом. Но Кресту было угодно, чтобы срок его жизни истек… — Он заметил мой непонимающий взгляд и объяснил: — У нас все так умирают, достигнув сорока лет. А теперь даже раньше. Летур говорил тебе это…
Поздно ночью громкий стук поднял нас всех на ноги. Дверь распахнулась, и в комнату ворвались вооруженные люди. Последним вошел птицеголовый судья, самодовольно поводя выпученными глазами. На скуле у него красовался огромный, тщательно запудренный синяк.
— Что это значит? — спросил я хмуро. — Как ты смеешь тревожить сон кавалера?
Судья рассыпался в извинениях, а на его губах так и змеилась противная улыбка.
— Я никогда бы не осмелился… Но у меня строжайший приказ разыскать и схватить опасного преступника, покушавшегося на жизнь кавалера.
— Где ты видишь здесь преступника? — Я взглянул в мерзкую рожу судьи, и у того сразу сползла улыбка с лица. — Кто он? Говори!
— Вот… — судья ткнул рукой, показывая на Петровича. — Твой слуга напал на кавалера, изувечил его, и тот выбыл из числа Соискателей, поскольку не мог продолжать схватки. Вот ордер на его арест!
Мне все стало ясно. Я кавалер, гость принцессы, и поэтому неприкосновенен. Но если я окажу сопротивление властям, это будет прекрасный предлог, чтобы обвинить меня в чем угодно и не допустить до боя. Такого удовольствия я Рюделю не доставлю.
Я внимательно прочитал ордер и передал Фею. Документ был составлен по всей форме — Фей огорченно вздохнул и развел руками.
— Хорошо, я позволю тебе выполнить свой долг, — сказал я судье. — Что будет с арестованным?
— Это решит суд, — важно заявил птицеголовый, опять обретая уверенность, — Наши законы справедливы.
— Я приду на суд, — сказал я. — И берегись, если хоть волос упадет с головы моего слуги до суда! Петрович, следуй за ними.
— Руки… — проверещал судья, тыча пальцем в Петровича. — Руки ему свяжите!
— Что? — я шагнул вперед. Побледневший судья юркнул за спину охраны, схватившейся за оружие. Я представил, что сейчас произойдет, и остановился. — Я обещаю тебе, судья, что мой слуга будет идти за вами туда, куда ему прикажут, не пытаясь бежать.
— Связать! Связать! — снова завопил птицеголовый.
Тут я вдруг успокоился. Я вспомнил, кто такой Петрович.
— Пускай они тебя свяжут, — сказал я Петровичу и добавил на русском, которого здесь никто не знал:
— Информируй меня обо всем.
Стража накинулась на робота, скручивая его заранее припасенными веревками. Судья снова рассыпался в ехидных извинениях и удалился впереди своего войска, конвоировавшего Петровича.
Некоторое время все молчали. Потом раздались возмущенные возгласы.
— Успокойтесь, друзья! — сказал я. — От нас только и ждут, чтобы мы нарушили какой-нибудь закон. Прошу вас — никакого негодования! Меня больше беспокоит другое. Никто, кроме Ганелоны, не знал, где я буду, и тем не менее Рюдель нас нашел…
Зазуммерил мой браслет. Я торопливо включил связь и услышал голос Петровича.
— Мне связывают ноги, — докладывал он невозмутимо, как всегда.
— Они что — собираются тебя нести? — удивился я.
— Не думаю. По-моему, меня хотят утопить. Мы находимся на самом берегу реки. Да, ко мне привязывают камень.
Разговор шел по внутреннему устройству робота, не имеющему акустического канала, и не был слышен для окружавших Петровича людей.
— Меня сталкивают в воду, — докладывал Петрович. — Вот столкнули. Иду ко дну. Глубина метра три.
— Ты сможешь выбраться? — спросил я обеспокоенно.
— Конечно. Руки я уже освободил.
— Подожди минут пять, пока они уйдут, и возвращайся ко мне, — распорядился я. — Ты мне будешь нужен.
Когда Петрович вошел в комнату, вода так и текла с него. Однако он казался очень довольным.
— Судья задумал что-то еще, — сообщил он. — Я немного проследил за ним. Он ожидает, когда вы уснете.
Я вспомнил про взрыв в конюшне, и мне стало тревожно.
— Всем надо немедленно уходить!
Петрович сходил в конюшню за Закатом, и мы ушли подальше в лес. Я завернулся в одеяло, лег под кустом. Петрович стоял рядом и сторожил. Ему было все равно — сидеть, стоять или лежать. Небо уже начинало светлеть, одна за другой гасли звезды. Вскоре я уснул. Больше меня никто не тревожил.
Глава 17. Человек против автомата
Зеленое солнце Изумрудной уже поднялось над вершинами деревьев, когда я открыл глаза. Капельки росы на траве перед моим лицом зажглись зелеными огоньками. Десятиногая букашка неторопливо карабкалась вверх по травинке, покачивая длинными спиральными усиками. Невдалеке слышалось фырканье коня. В шаге от меня стоял Петрович — смотрел на утро всеми четырьмя глазами, впитывая информацию, и стерег мой сон.
Пробуждение было быстрым и ясным. Прыжком поднимаясь на ноги, я уже чувствовал, как во всем теле играет нерастраченная сила. Впереди меня ждали бой, успех, слава, любовь — и бесконечно долгая удивительная жизнь. От всего этого меня отделяло только копье Рюделя. Но если бы даже все копья вселенной преграждали сегодня мой путь, утро не показалось бы мне менее прекрасным.
— Здравствуй, Петрович! — закричал я от избытка чувств. — Ну как — свалим мы сегодня Рюделя?
